22 июня, факты

Врагу помогали русские офицеры и генералы.

Утром 22 июня немецкие дивизии сломили сопротивление частей 4-го стрелкового корпуса (генерал-майор Е.А.Егоров) и продвигались к Неману. Чтобы парировать удар, командующий 3-й армией генерал В.И.Кузнецов решает ввести в бой соединение второго эшелона армии - 11-й механизированный корпус. Ему поставлена задача: встречным ударом разгромить противника и выйти на рубеж Сопоцкин - р.Бобр.
...
Когда 29-я танковая дивизия сосредоточилась в роще юго-западнее Гродно, командир дивизии в 9 часов получил непосредственно от командующего армией приказ: "Противник с целью спровоцировать конфликт и втянуть Советский Союз в войну перебросил на отдельных участках государственной границы крупные диверсионно-подрывные команды и подверг бомбардировке наши некоторые города. Приказываю: 29-й танковой дивизии во взаимодействии с 4-м стрелковым корпусом ударом в направлении Сопоцкин-Калеты уничтожить противника, границу не переходить. Об исполнении донести". Вслед за приказом командарма командиру дивизии был вручен прибывшим на броневике офицером связи приказ командира корпуса, который требовал "уничтожить наступающего противника и выйти на фронт Сопоцкин - Липск".

Около 10 часов утра командир дивизии отдал боевой приказ на уничтожение прорвавшегося противника. Моторизованный полк дивизии был выведен в резерв командующего армией.

Уже с 11 часов 29-я вела бой с противником.

Немецкие танкисты заканчивают последние приготовления к "Барбароссе". Снимок июня 1941 года.
Фото из книги «Военная история»
С начала Великой Отечественной войны прошло 70 лет, однако объективной картины ее кануна мы все еще не имеем. А ведь забытые и вновь открывающиеся факты позволяют начать корректную реконструкцию последних предвоенных дней. Вот, например, вопрос: видел ли близость войны Сталин? Или он верил провокатору Берии, который «стирал в лагерную пыль» всех, кто предупреждал о нападении?
Начну со знаменитой «телеграммы Зорге»: «Нападение ожидается рано утром 22 июня по широкому фронту». Во-первых, текст ее резко отличается от реальных шифрограмм. Во-вторых, ни один ответственный руководитель не станет предпринимать какие-либо действия на основе такого сообщения, даже если оно исходит от надежного информатора. В-третьих же, Зорге ничего подобного не сообщал. 16 июня 2001 года орган МО РФ «Красная звезда» опубликовал материалы круглого стола, посвященного 60-летию начала войны, с признанием полковника СВР Карпова: «К сожалению, это фальшивка, появившаяся в хрущевские времена. Такие «дурочки» запускаются просто...»
Увы, такая же «дурочка» – и якобы резолюция Берии: «Многие работники… сеют панику. Секретных сотрудников «Ястреба», «Кармен», «Алмаза», «Верного»… стереть в лагерную пыль как пособников международных провокаторов, желающих поссорить нас с Германией... 21 июня 1941 года».
Также в разделе:

Советская разведка не молчала, а делала все, что было в ее силах, чтобы вскрыть германские планы
Эти строки гуляют по печатным страницам давно, однако их поддельность давно установлена рядом независимых экспертов. К тому же с 3 февраля 1941 года в подчинении у Берии не было внешней разведки, потому что НКВД был разделен в тот день на НКВД Берии и НКГБ Меркулова. Но многие ли об этом знают?
Да, архивы хранят подлинную визу Сталина от 17 июня 1941 года на спецсообщении наркома ГБ Меркулова
№ 2279/М с агентурными данными Старшины (Харро Шульце-Бойзен) и «Корсиканца» (Арвид Харнак) от 16 июня 1941 года: «Т-щу Меркулову. Может, послать ваш «источник» из штаба герм. авиации к е...ной матери. Это не «источник», а дезинформатор. И.Ст.»
Визу приводят как аргумент якобы слепоты Сталина накануне войны. Но архивные документы, как и визы на них, надо читать внимательно. В сообщении Меркулова были приведены два донесения, а Сталин негативно оценил лишь одно! Он выразил недоверие только информатору из штаба люфтваффе (Шульце-Бойзену), но не информатору из Министерства хозяйства (Харнаку). И поступить так Сталин имел все основания, потому что, хотя Шульце-Бойзен был честным информатором, его сообщение от 16 июня не внушало доверия. В нем была перепутана дата сообщения ТАСС (не 14 июня, а 6 июня), а первоочередными (!) объектами налетов германской авиации, с которых должна была начаться война (!), были названы второразрядная ГЭС «Свирь-3», московские заводы, «производящие отдельные части к самолетам», а также «авторемонтные (?! – С.Б.) мастерские». Мог ли Сталин не усомниться в добросовестности подобной «информации»?
Тем не менее жесткая виза не ставила точку. Сталин вызвал Меркулова и начальника внешней разведки Фитина, интересовался мельчайшими подробностями об источниках. После того как Фитин объяснил, почему разведка им доверяет, Сталин сказал: «Идите все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне».
СТРАННЫЕ СОВПАДЕНИЯ
Однако, судя по всему, к концу 18 июня 1941 года Сталину уже не было нужды в уточнении данных разведки. Но об этом – позже, а сейчас напомню о трех важных приказах НКО СССР, забывать о которых нельзя.
27 декабря 1940 года новый нарком обороны Тимошенко издал приказ № 0367 со ссылкой на еще ворошиловский приказ № 0145 от 09.09.39 об обязательной маскировке всей аэродромной сети ВВС в 500-км полосе от границы с окончанием работ к 1 июля 1941 года. Ни ГУ ВВС, ни округа этого приказа не выполнили. Прямая вина в том – генерал-инспектора ВВС, помощника начальника Генштаба РККА по авиации Смушкевича и начальника Главного управления ВВС, заместителя наркома обороны Рычагова. Обоих расстреляли после начала войны.
Еще один приказ НКО был издан 19 июня 1941 года за
№ 0042. В нем Тимошенко и начальник Генштаба Жуков констатировали, что «по маскировке аэродромов и важнейших военных объектов до сих пор ничего существенного не сделано», что самолеты при «полном отсутствии их маскировки» располагаются на аэродромах скученно и т.д.
Многие сухопутные генералы по части преступного небрежения делами службы ушли от авиационных генералов недалеко. Из того же приказа № 0042 от 19.06.41: «Аналогичную беспечность к маскировке проявляют артиллерийские и мотомеханизированные части: скученное и линейное расположение их парков представляет не только отличные объекты наблюдения, но и выгодные для поражения с воздуха цели. Танки, бронемашины, командирские и другие спецмашины мотомеханизированных и других войск окрашены красками, дающими яркий отблеск, и хорошо наблюдаемы не только с воздуха, но и с земли. Ничего не сделано по маскировке складов и других важных военных объектов...»
А тревожила ли – в реальном масштабе времени – тогдашняя ситуация Сталина? Что ж, на этот счет есть важное свидетельство главного маршала авиации Голованова. В июне 1941 года он командовал Отдельным 212-м дальнебомбардировочным полком и прибыл из Смоленска в Минск для представления командующему ВВС ЗапОВО генералу Копцу и командующему ЗапОВО генералу армии Павлову. В ходе беседы Павлов связался по ВЧ со Сталиным. И Голованов стал свидетелем того, как Сталин начал задавать Павлову встречные вопросы, на которые командующий ЗапОВО ответил так: «Нет, товарищ Сталин, это неправда! Я только что вернулся с оборонительных рубежей. Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет, а мои разведчики работают хорошо. Я еще раз проверю, но считаю это просто провокацией».
По окончании разговора Павлов бросил Голованову: «Не в духе хозяин. Какая-то сволочь пытается ему доказать, что немцы сосредотачивают войска на нашей границе».
Сегодня есть все основания полагать, что этой «сволочью» был... Берия. После 3 февраля 1941 года он не руководил внешней разведкой, однако в погранвойсках имелась собственная приграничная разведка. У нее не числились в агентах сливки общества, зато ей помогали поездные машинисты, смазчики, стрелочники, скромные поселяне и жители приграничных городков… Они собирали информацию, как муравьи, и, собранная воедино, она давала объективную картину происходящего. Итог же работы этой «муравьиной разведки» нашел отражение в записках Берии Сталину. Я сошлюсь всего на три из них.
В записке № 1196/Б от 21.04.41 (Сталину, Молотову, Тимошенко) сообщалось о начавшейся масштабной переброске германских войск на советско-германской границу: «...в район Сувалки-Лыкк прибыли до двух мотомехдивизий, …в район г. Холм прибыли до трех пехотных, четырех артиллерийских и одного моторизованного полков, кавполк… В район Томашов прибыли штаб соединения, до трех пехотных дивизий и до трехсот танков» и т.д.
Берия сообщал, что сосредоточение германских войск вблизи границы происходит небольшими подразделениями до батальона, эскадрона, батареи, и зачастую в ночное время; что в те районы, куда прибывали войска, доставлялось большое количество боеприпасов и горючего…
Еще более тревожной была записка Берии лично Сталину № 1798/Б от 02.06.41: «...В районах Томашов и Лежайск сосредоточились две армейские группы. В этих районах выявлены штабы двух армий: штаб 16-й армии… и штаб армии в фольварке Усьмеж… командующим которой является генерал Рейхенау (требует уточнения)... 25 мая из Варшавы… отмечена переброска войск всех родов. Передвижение войск происходит в основном ночью... Генералы германской армии производят рекогносцировки вблизи границы... Во многих пунктах вблизи границы сосредоточены понтоны, брезентовые и надувные лодки. Наибольшее количество их отмечено в направлениях на Брест и Львов...» и т.д.
5 июня в записке № 1868/Б Берия вновь докладывает Сталину такие данные, которые однозначно указывают на высокую вероятность нападения. В частности, сообщалось, что «в районе Янов-Подляский, 33 км северо-западнее г. Бреста, сосредоточены понтоны и части для двадцати деревянных мостов…» и т.д.
Постепенно Сталину становилось понятно, что мероприятия немцев – не прикрытие удара по Англии (деревянные мосты нужны для переправы не через Ла-Манш, а через Буг), не демонстрация силы, а приготовления к уже скорой войне.
Но вот как готовились к войне некоторые... Выехавший с инспекций в западные округа замнаркома обороны по боевой подготовке Мерецков 15 июня находился в ЗапОВО и вместе с командующим Павловым наблюдал за учением в авиационной части. В разгар учения на аэродроме сел немецкий самолет. Мерецков был поражен, но Павлов пояснил, что по распоряжению начальника Гражданской авиации СССР на этом аэродроме велено принимать немецкие пассажирские самолеты.
Возмущенный Мерецков приказал подготовить телеграмму на имя Сталина, а потом спросил генерала Копца: «Если начнется война и авиация не сумеет выйти из-под удара, что будете делать?» Копец ответил: «Тогда буду стреляться!»
Через неделю тридцатидвухлетний Копец застрелился. Его начальник Павлов был позднее расстрелян. За дело или – нет?
А вот что пишет генерал НКВД Судоплатов... 20 июня генерал НКВД Эйтингон позвонил давнему знакомцу по Испании, командующему ЗапОВО Павлову, и по-дружески поинтересовался, на какие приграничные районы стоит обратить особое внимание в случае начала войны, но Павлов в ответ «заявил нечто... невразумительное».
Читаешь все это, и думаешь: «Почему был так слеп Павлов?» И не он один, и прежде всего – в ЗапОВО! Не имеем ли мы здесь дело с остатками заговора Тухачевского-Уборевича? В свое время Павлова продвигали они. И в конце-то концов, почему Гитлер ударил через Белоруссию, когда ему – по всеобщему мнению – нужна была Украина? Оккупировав огромной массой войск с самого начала ее, лишив СССР мощной производственной и сырьевой базы на Украине, Гитлер мог рассчитывать на многое. А Гитлер ударил через Пинские болота…
С чего бы это, а?
А теперь мы подходим к двум ключевым фактам, без которых невозможно иметь честную картину последних предвоенных дней. Оба факта достоверны, но бесполезно искать их в академических изданиях. А ведь факты убийственны, они полностью переворачивают все наши представления о том, что происходило в Кремле накануне войны.
Генерал-майор авиации Захаров перед войной командовал 43-й ИАД ЗапОВО в звании полковника. Имел опыт боев в Испании и Китае. Цитата из его книги «Я – истребитель» будет обширной, но здесь важна каждая фраза! Вот что писал Захаров:
«…Где-то в середине последней предвоенной недели... я получил приказ командующего авиацией Западного Особого военного округа пролететь над западной границей. Протяженность маршрута составляла километров четыреста, а лететь предстояло с юга на север – до Белостока.
Я вылетел на У-2 вместе со штурманом 43-й истребизабиты войсками. В деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные, а то и совсем не замаскированные танки, бронемашины, орудия. По дорогам шныряли мотоциклы, штабные автомобили...
...Все, что я видел во время полета, наслаивалось на мой прежний военный опыт, и вывод, который я для себя сделал, можно сформулировать в четырех словах: со дня на день.
Мы летали тогда немногим более трех часов. Я часто сажал самолет на любой подходящей (выделение здесь и далее мое. – С.Б.) площадке, которая могла бы показаться случайной, если бы к самолету тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырек (то есть он заранее знал, что скоро сядет наш самолет со срочной информацией! – С.Б.), и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30–50 километров, снова садились. И я снова писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру таким образом мы долетели до Белостока...»
Там Захаров доложился замкомандующего ЗапОВО Болдину, который проводил разбор учений. Генерал Болдин, закончивший войну зам. командующего войсками 3-го Украинского фронта, информацию Захарова учел. А вот реакция Павлова в Минске была, по словам Захарова, иной: «...Генерал армии... поглядывал на меня так, словно видел впервые... В конце сообщения он спросил, не преувеличиваю ли я. Интонация командующего откровенно заменяла слово «преувеличивать» на «паниковать»...» А ведь нередко приходится читать, что Павлов, мол, «предупреждал».
Но важнее вот что... Пограничники – это служба Берии! Из пограничного «секрета» донесение Захарова могло уйти только Берии по цепочке от погранзаставы до стола наркома. И в подлинной истории войны полет полковника Захарова должен быть записан заглавными буквами! В том числе благодаря этому полету Сталин с 18 июня 1941 года знал, что война начнется очень скоро. Кроме того, об этом «сообщил» Москве сам… Гитлер!

Вот как все это, судя по всему, было...
Захаров формально летал по заданию Копца, но летал, вне сомнений, по заданию Сталина, хотя сам об этом, конечно, не знал, как не знал этого и Копец.
Задумаемся: почему, если задание Захарову давал Копец, то есть человек из ведомства наркома обороны Тимошенко, донесения от Захарова везде принимали пограничники из наркомата внутренних дел Берии? И принимали молча, не задавая вопросов: кто, мол, ты такой и чего тебе надо?
Как это так?! В напряженной атмосфере у самой границы садится самолет, и пограничный наряд не интересуется у пилота: «А что тебе, собственно, милый друг, здесь нужно?» Такое могло быть в одном случае: когда на границе под каждым, образно говоря, кустом этот самолет ждали.
Кто в реальном масштабе времени мог дать приказ, соединивший воедино усилия подчиненных Тимошенко и Берии? Только Сталин. Но зачем? Объяснение может быть одно: полет полковника Захарова стал одним из завершающих элементов стратегического зондажа Москвой намерений Гитлера. Представим себе ситуацию того лета…
Москва получает сообщения о близящейся войне от нелегалов и легальных закордонных резидентур Меркулова из НКГБ, от нелегалов генерала Голикова, руководителя ГРУ Генштаба, от военных атташе и по дипломатическим каналам. Но все это может быть провокацией Запада, видящего в столкновении СССР и Германии собственное спасение.
Однако есть разведка погранвойск, и вот ее-то информации верить можно. Это – интегральная информация от такой разветвленной периферийной разведывательной сети, что она может быть лишь достоверной. И эта информация доказывает близость войны.
Но как проверить все окончательно?
Идеальный вариант – спросить самого Гитлера о его подлинных намерениях. Не окружение фюрера, а его самого, потому что фюрер не раз неожиданно даже для окружения менял сроки реализации собственных приказов! Сроки наступления на Западном фронте в 1940 году изменялись Гитлером более 20 раз!
И Москва 18 июня 1941 года обращается к Гитлеру о срочном направлении в Берлин Молотова для взаимных консультаций. Это не гипотеза, а факт, отмеченный в дневнике начальника ОКВ Франца Гальдера. В нем, среди других записей 20 июня 1941 года, находим: «Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером».
Одна фраза…
Но эта фраза, достоверно фиксирующая факт советского предложения Гитлеру о срочном визите Молотова в Берлин, полностью переворачивает всю картину последних предвоенных дней! Полностью! И этот второй замалчиваемый факт рушит всю устоявшуюся – как у нас, так и на Западе – схему! Реально все было иначе!
Сталин встревожен. Он лично диктует руководителю ТАСС текст заявления ТАСС от 14 июня, где говорится, что «по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы…»
Берлин отмалчивается.
Возникает идея направить к Гитлеру Молотова. Гитлер отказывает. Пойти на встречу с заместителем Сталина фюрер не мог никак.
Даже если бы Гитлер начал тянуть с ответом, это было бы для Кремля доказательством близости войны. Но Гитлер вообще отказал. Сразу! После отказа Гитлера не надо было быть Клаузевицем, чтобы сделать тот же вывод, который сделал полковник Захаров: «со дня на день».
И вот тут Сталин поручает обеспечить срочную воздушную разведку приграничной зоны. Мог ли Копец выбрать лучшую кандидатуру, чем Захаров?
С другой стороны, Сталин поручает Берии обеспечить немедленную передачу собранной опытным авиатором информации в Москву. Вот почему Захарова на всем маршруте его полета, в зонах нескольких пограничных отрядов, под каждым кустом ждал пограничный наряд, даже не спрашивая – что это за самолет сел в пограничной полосе. Захаров ведь садился на «подходящих площадках» не по собственной инициативе. Ему было заранее сказано, что все сведения он должен периодически передавать через пограничников, делая посадки через 30–50 километров. Все понятно! Во-первых, время не ждало – сведений ждал Сталин. При скорости У-2 примерно в 120–150 километров в час фактор времени на 400-километровом маршруте уже был значимым.
Во-вторых, Захарова немцы могли и сбить – даже над нашей территорией. Ведь они не могли не видеть летящий по кромке границы русский самолетик и не могли не понимать, что сейчас вскрывается приграничная дислокация германской группировки, готовой ринуться на Россию. Но Захаров время от времени садился, и даже если бы у него с какого-то момента полета возникли проблемы, хотя бы часть оперативной информации до Москвы дошла бы.
Она же дошла вообще полностью. И уже к вечеру 18 июня 1941 года Москва знала точно: война близка.
НЕВЫПОЛНЕННЫЕ ПРИКАЗЫ
Поняв, что Гитлер решился-таки на войну, Сталин не позднее вечера 18 июня начал отдавать соответствующие распоряжения руководству НКО. Новая активность была замечена и чужим глазом, что подтверждается в записке Сталину, Молотову и Берии, направленной наркомом ГБ Меркуловым 21 июня 1941 года, с текстом беседы двух иностранных дипломатов, состоявшейся 20 июня. Там были слова: «– Здесь все беспокоятся – война, война. – Да, да. Русские узнали».
Да, русские узнали!
И узнали заблаговременно потому, что усилия множества крупных и мелких разведчиков, предпринимаемые в последние месяцы, увенчал успешный стратегический зондаж Москвы! Это был класс разведки в полном смысле слова на высшем уровне – информатором Кремля оказался лично фюрер.
Теперь надо было дать указание о срочном приведении – без особого шума – войск Особых округов в боевую готовность. И вот тут, увы, далеко не все генералы оказались на высоте. Потом, в мемуарах, кое-кто ссылался на «размагничивающее»-де влияние заявления ТАСС от 14 июня. Но любые политические заявления не могут быть руководством к действию для военных. Для военного человека таковым является только приказ!
С начала мая 41-го каждый старший командир и генерал в западных военных округах должен был быть как натянутая струна. Это было также обязанностью «команд» Тимошенко и Жукова в Москве, Павлова в Минске и Кирпоноса в Киеве. Но армия «готовилась» к войне так, что при незначительном на январь 1941 года мобилизационном запасе огнеприпасов в КОВО Генштаб и ГАУ предпочитали отписываться и «успокаивали» Киев, что, мол, в течение 1941 года все будет отгружено.
Страна дала армии крепкую броню быстрых новейших танков Т-34, но в предгрозовую пору рядовые танкисты не имели возможности эту технику в кратчайшие сроки освоить. С другой стороны, новые механизированные и танковые корпуса формировались чуть ли не на границе. Да, в целом РККА была крепка, но имела, как сейчас выясняется, ряд слабых звеньев. А ведь цепь рвется по ним! И Сталин ответственен за это лишь в той мере, в какой высший руководитель отвечает за все, даже не будучи виновным непосредственно. Вина же генералитета была намного более конкретной.
Много, много неясного мы имеем в освещении предвоенной половины 1941 года и в особенности последней предвоенной недели. Скажем, знаменитая «заслуга» наркома ВМФ Кузнецова в приведении флотов в готовность № 1... Так ли уж она была велика на деле?
Есть «Записки участника обороны Севастополя» капитана 1 ранга Евсеева, которые хранятся в Центральном военно-морском архиве. И из них следует, что боевую готовность на ЧФ объявили уже после того, как первые немецкие бомбы разорвались на Приморском бульваре Севастополя, заполненном гуляющими по случаю завершения больших маневров. Комфлота Октябрьский давал в ту ночь банкет.
Маневрами руководил адмирал Исаков. Он-то и засекретил в 1943 году записки Евсеева «с правом использовать всем, работающим по Севастополю». Заметим: не отдал приказ наказать Евсеева за клевету, а «всего лишь» засекретил неудобную правду об адмиральском банкете под немецкие бомбы.
Зато начальник ГУ погранвойск НКВД генерал Соколов в ночь на 22 июня находился на участке 87-го погранотряда Белорусского пограничного округа. Главный пограничник страны не мог быть там без приказа Берии и санкции Сталина, и ясно, что Соколов нужен был в Белоруссии для того, чтобы с началом боевых действий организовать боевую работу пограничников в условиях войны. 21 июня заставы, пограничные комендатуры и отряды вышли из казарм и заняли оборонительные сооружения. Пограничники всегда умели воевать, и один опытный солдат границы (а их было в западных округах около 100 тыс.) в условиях сложного динамичного боя стоил, пожалуй, десятка обычных красноармейцев. Так и вышло: погранвойска в начавшейся войне сразу же сыграли роль без преувеличений стратегическую. Они сутками держались в обстановке, в которой многие армейские части катились назад через часы. Однако стратегический подвиг погранвойск НКВД СССР в июне 1941 года не оценен по его значению до сих пор!
Генерал же Павлов в последний предвоенный вечер наслаждался опереттой в Минском театре, хотя в тот момент должен был быть не в ложе театра, а на фронтовом командном пункте.
Именно фронтовом, а не окружном, потому что не позднее 19 июня из Москвы в Минск и Киев поступили соответствующие распоряжения. И общая неготовность приграничных военных округов НКО к 22 июня выглядит более чем странно на фоне готовности пограничных округов НКВД. Почему? Ведь, судя по всему, Сталин дал за три дня до войны общее «добро»! Не версия, а факт, что не позднее второй половины дня 19 июня из Москвы поступил в Киев приказ полевому управлению штаба округа немедленно передислоцироваться в город Тернополь, где в здании бывшего штаба 44-й стрелковой дивизии располагался фронтовой командный пункт.
Под Барановичами, в районе станции Обуз-Лесная, разворачивался фронтовой командный пункт ЗапОВО. Только Павлов там до начала войны так и не появился!
А вот в ОдВО генерал Захаров прибыл на свой полевой командный пункт в районе Тирасполя 21 июня вовремя и взял на себя командование. И прибыл Захаров туда потому, что еще 14 июня (!) получил приказание из Москвы выделить армейское управление 9-й армии и 21 июня вывести его в Тирасполь.
Бывший замначштаба Одесской ВМБ контр-адмирал Деревянко прямо пишет о директивах Тимошенко и Жукова от 14 и 18 июня и сообщает, что командующие других западных округов получили их 18 июня! Однако в «Воспоминаниях и размышлениях» маршала Жукова об этих директивах не сказано – упоминаются лишь директивы от 14 апреля и 13 мая. О директивах 14 и 18 июня – ни слова!
Да, следы заметали и заметают. Например, сообщается, что 13 июня Тимошенко просил у Сталина разрешения привести в боевую готовность и развернуть первые эшелоны по планам прикрытия, но Сталин не разрешил. Что ж, 13 июня так, надо полагать, и было. Сталин, понимая, что страна еще не готова к серьезной войне, не хотел давать Гитлеру повода к ней. Известно, что Гитлер был очень недоволен тем, что Сталина не удается спровоцировать. Поэтому 13-го июня Сталин еще мог колебаться – пора ли принимать все возможные меры по развертыванию войск. Потому и начались срочные зондажи начиная с заявления ТАСС от 14 июня, которое Сталин скорее всего после разговора с Тимошенко и составил. Затем последовал «момент истины» с полетом полковника Захарова и отказом Берлина принять Молотова. В своих мемуарах Жуков писал: «После смерти И.В.Сталина появились версии о том, что некоторые командующие и их штабы в ночь на 22 июня, ничего не подозревая, мирно спали или беззаботно веселились. Это не соответствует действительности. Последняя мирная ночь была совершенно иной...»
Увы, при всем уважении к Георгию Константиновичу не могу не сказать, что здесь видно стремление и честь соблюсти, и капитал приобрести... Во-первых, генерал Павлов и адмирал Октябрьский как раз беззаботно веселились. Во-вторых, если в последнюю мирную ночь командующие и их штабы были на местах и в боевой готовности, то почему спали войска? Притом одни спали, а другие уже выдвигались к границе... Как это понимать?


С тех дней прошло 70 лет. И все эти годы многим «тьмы низких истин» оказывался дороже их «возвышающий» обман. Остается понять – что надо сегодня нам: продолжение лжи или горькая, как спасительное лекарство, правда о начале Великой Отечественной?

27 июня Павлов издает распоряжение командующему войсками 10-й армии: "...Командиру 6-го мк. 6-му мк, пополнившись боеприпасами и горючим, форсированным маршем к исходу 28.6.41 г. в полном составе сосредоточиться в районе Пуховичи, имея задачей через Осиповичи атаковать на Бобруйск и уничтожить бобруйск-слуцкую группировку противника. После этого сосредоточиться в районе Бобруйск и в Червень". [ЦАМО, ф.208, оп.10169сс, д.17, л.62]
Генерал И.В. Болдин написал в своих воспоминаниях: "Много лет спустя, уже после войны, мне стало известно, что Павлов давал моей несуществующей ударной группе одно боевое распоряжение за другим, совершенно не интересуясь, доходят ли они до меня, не подумав о том реальны ли они в той обстановке, какая сложилась на Западном фронте- Ни одного из этих распоряжений я не получил, и остались они в военных архивах как тяжкое напоминание о трагедии первых дней войны..." [12]
http://mechcorps.rkka.ru/files/mechcorps/pages/6_meh.htm

... На восточно-прусском направлений в границах справа – Сувалки, Хайльсберг, слева – Щучин, Найденбург противник силою до пяти – шести пехотных дивизий, двух моторизованных дивизий, двух танковых дивизий, десяти артиллерийских полков ударом в направлении Гродно к 20 часам овладел Пальница, Новоселки, Новы Двур, Гута, Граево, Кольно, Стависки ...
Ф. 208, оп. 3038сс, л. 15, лл. 1-3.

1. 6-й механизированный корпус в период войны с немцами с 22 по 30.6.41 г. не был использован в целом как механизированное соединение, он перебрасывался с одного направления на другое, находясь под ударами авиации противника.

Для такого механизированного соединения, как 6-й механизированный корпус, не было целей, против которых можно было бы применить весь корпус в целом. 6-й механизированный корпус использовался подивизионно и полками, которые прекрасно справлялись со своими задачами. Следовательно, напрашивается вывод: нужно на данном этапе иметь не корпуса, а ограничиться танковыми дивизиями и отдельными полками, которые будут больше приспособлены к тактике германской армии.

22 июня – День Памяти и Скорби. Для большинства граждан страны. Но не для всех. Потому что для определенной части, хотя и небольшой, - это – «День Злорадства и Юродства».

Одни – скорбят о том, что началась Война. Что погибли миллионы. Что к войне мы оказались не готовы. И они вполне правомерно среди прочего задаются вопросом: а почему так получилось? И в их устах – этот вопрос – вопрос о причинах трагедии.

Другие – тоже задают это вопрос. Но с другой интонацией. Не со слезами и мукой – с едва скрываемым, если и вообще скрываемым торжеством. С подтекстом – «Ну, как вас тогда? Ну, признайтесь, как вы облапошились?».

Вопрос один – интонации разные. Чувства разные. Стороны в противостоянии – разные.

Интонация их отличает. И манера озвучивания вопроса. Потому что одним при нем больно. Другим - радостно.

Одни – задают его в полголоса. Или вообще, про себя. И нет такого человека, который не задавал бы его про себя.

Другие – задают его во все горло. Стремясь сделать больнее первым. Задают с пафосом. Задают – торжествуя. И кричат. Кричат. Кричат.

Можно было бы сказать, что они кричат – не понимая, что кричат на могилах миллионов. Что безнравственно. Но дело еще и в том, что они отлично сознают, что кричат на могилах. Потому что – это их стиль. Образ поведения. Мироощущение.

И их ненависть к тем, кто лег в эти могилы. Закрыв, иногда голой грудью, дорогу врагу. Эти, кричащие – ненавидят тех, погибших.

Потому что те, кто погиб, но не сдался – вызов и обличение этим, кричащим. Которые - никогда не легли бы под танк. Никогда не пошли бы, подняв голову, на гестаповскую виселицу. Не закрыли собой поливающий все вокруг смертельным огнем ДОТ. Не повели свой самолет на таран.

Они просто перешли бы на сторону врага, записались в РОА, пошли в полицию оккупантов. – И прикрыли бы свою подлость словами о «самоценности человеческой жизни». О нежелании умирать за «тоталитарный режим». О «праве свободной личности на свободный выбор».

И они раз за разом, уже получив все ответы, но делая вид, что они их не услышали – вновь и вновь нагло и издеваясь, маскируя свою ненависть к тем, кто был не такими как они, мнимой заботой о человеческих жизнях – пристают к окружающим с этим ранящим душу последних вопросом.

Вопросом – оправданным, когда его произносят в полголоса с мукой.

Вопросом – издевательским, когда его выкрикивают, торжествуя и злорадствуя.

Почему так получилось? Почему Красная Армия не была готова к нападению фашисткой Германии? Мучительный вопрос. Но почему сводить все только к нему?

А почему Польша, объявившая, кстати, мобилизацию в апреле 1939 года, на несколько месяцев раньше Германии, - в три недели легла под сапоги Гитлера? (В две недели - прим. РП.)

А почему Франция, победительница в Первой Мировой войне, прекратила сопротивление в шесть недель? И даже не попыталась драться за свою столицу? И подписала капитуляцию на условиях, более позорных, чем те, которые были продиктованы в 1918 году Германии?

А почему британский экспедиционный корпус бесславно спасался в Дюнкерке лишь благодаря «великодушию» Гитлера?

СССР не был готов к войне? А кто был к ней готов? А Россия в 1914 году (как и Англия, и Франция, и сама Германия) – была готова?

А США были готовы к нападению японцев на Пёрл-Харбор?

Не говоря уж и о том, что мы, как и прочие, к сожалению, слишком часто оказываемся не готовы ни к чему. Были ли мы готовы к войне 1812 года? Готовы ли мы к заморозкам? Готовы ли к зиме? Готовы ли к посевным? Готовы ли к осени? Готовы ли к урожаю? Готовы ли к неурожаю?

Между прочим, 18 июня 1941 года советские войска получили приказ: «с получением настоящего приказа привести в боевую готовность все части в соответствии с планами поднятия по боевой тревоге, но самой тревоги не объявлять. Всю работу проводить быстро, но без шума, без паники и болтливости, иметь положенные нормы носимых и возимых запасов, необходимых для жизни и боя».

Все или не все части получили эти приказы – есть разные трактовки. Есть версия – что эти приказы были доведением до частей Директивы Сталина, который уже 18 июня допускал вероятность начал войны в ближайшие дни и отдал приказ о готовности к бою. Кто-то говорит, что обнаружить эту директиву так и не удалось, что Сталин ее так и не отдал.

Но только были части, которые этот приказ получили. В частности, точно известно, что его получила 28 танковая дивизия (очевидно – и другие части 12-ого мехкорпуса Прибалтийского Особого военного круга).

И конкретно эта дивизия начала наступление на немецкие войска 23 июня 1941 года. И немецкие войска побежали. Уже 23 июня. И немецкие танки горели уже тогда – и еще не от ударов так и не поступивших в дивизию «тридцатичетверок» - а от огня устаревших БТ-7 – и горели лучшие на тот момент немецкие танки Т-IV.

И на этом направлении – на редко вспоминаемом шауляйском направлении – приказ был выполнен в первые дни войны – немецкие войска были выброшены с территории СССР. Здесь получили приказ – и здесь его выполнили. Значит, был такой приказ? Значит, можно было его выполнить?

Значит, дело не в том, то он не был отдан и не в том, что войска были не в силах его выполнить – а в том, что, хотя он был отдан – до кого-то его не довели? И/или кто-то его выполнить не сумел.

Те, кто задают этот мучительный вопрос «как так могло случится» - с упоением и злорадством – навязывают исторической памяти представление о том, что лето 41 года – лето разгрома и позорного поражения Красной Армии.

И они всячески не хотят задавать другой вопрос: а как так могло случится, что при всех известных и колоссальных ее потерях, все планы Германии на лето 1941 года оказались сорваны?

Простой вопрос: План «Барбаросса» был исполнен или был провален?

Основная идея Плана заключалась в том, чтобы в первых операциях разгромить Красную Армию и не допустить отхода ее частей за восточнее Западной Двины и Днепра. Удалось выполнить эти задачи или нет?

А почему так получилось, что не удалось?

И почему так получилось, что к середине июля вермахт потерял половину участвовавших в наступлении танков? И чуть ли не полторы тысячи самолетов?

Когда планировалось захватить Москву и Ленинград? К 25 августа? А к Волге выйти? – К октябрю? А в Баку и Батуми войти, кажется. к началу ноября?

Как же так получилось, что не получилось?

И как же так могло случиться, что 25 июля на совещании начальников штабов Восточного фронта вермахта по сути было признано, что ни одна из трех групп армий – ни «Север», ни «Центр», ни «Юг» - в полной мере свои задачи по Плану «Барбаросса» не выполнили?

Что там у нас по этому поводу пишет начальник генерального штаба сухопутных войск Гальдер?

22 июня: «Наступление германских войск застало противника врасплох… После первоначального «столбняка», вызванного внезапностью нападения, противник перешел к активным действиям…»

23 июня: «На юге русские атаковали в Румынии наши плацдармы на реке Прут и произвели ряд разведывательных поисков из района Черновиц против румынской кавалерии».

24 июня: «В общем, теперь стало ясно, что русские не думают об отступлении, а, напротив, бросают все, что имеют в своем распоряжении, навстречу вклинившимся германским войскам. … наличие многочисленных запасов в пограничной полосе указывает на то, что русские с самого начала планировали ведение упорной обороны пограничной зоны и для этого создали здесь базы снабжения».

25 июня: «Оценка обстановки на утро в общем подтверждает вывод о том, что русские решили в пограничной полосе вести решающие бои и отходят лишь на отдельных участках фронта, где их вынуждает к этому сильный натиск наших наступающих войск».

26 июня: «Группа армий «Юг» медленно продвигается вперед, к сожалению неся значительные потери. У противника, действующего против группы армий «Юг», отмечается твердое и энергичное руководство…»

29 июня: «На фронте группы армий «Юг» все еще продолжаются сильные бои. На правом фланге 1-й танковой группы 8-й русский танковый корпус глубоко вклинился в наше расположение… Это вклинение противника, очевидно, вызвало большой беспорядок в нашем тылу в районе между Бродами и Дубно… В тылу 1-й танковой группы также действуют отдельные группы противника с танками, которые даже продвигаются на значительные расстояния… Обстановка в районе Дубно весьма напряженная…

В центре полосы группы армий «Центр» наши совершенно перемешавшиеся дивизии прилагают все усилия, чтобы не выпустить из внутреннего кольца окружения противника, отчаянно пробивающегося на всех направлениях…».

30 июня: «на фронте группы армий «Центр» часть … группировки противника прорвалась между Минском и Слонимом через фронт танковой группы Гудериана… На фронте группы армий «Север» противник перешел в контратаку в районе Риги и вклинился в наше расположение… Отмечено усиление активности авиации противника перед фронтом группы армий «Юг» и перед румынским фронтом…».

И в параллель:

23 июня – контрнаступление Красной Армии по Луцком, Шауляем, Гродно.

24 июня - 2-й день контрударов Красной Армии на шяуляйском и гродненском направлениях, 2-й день танкового сражения в районе Луцк— Броды— Ровно.

25 июня - 3-й день контрударов Красной Армии на шяуляйском и гродненском направлениях. 3-й день танкового сражения в районе Луцк— Броды— Ровно.

Военно-воздушные силы Северного фронта и авиационные части Северного и Краснознаменного Балтийского флотов одновременно атаковали 19 аэродромов Финляндии, на которых сосредоточивались для действий по нашим объектам соединения немецко-фашистской и финской авиации. Произведено 250 вылетов.

26 июня - 4-й день танкового сражения в районе Луцк— Броды— Ровно. Авиация дальнего действия ВВС РККА нанесла бомбовые удары по Бухаресту, Плоешти и Констанце.

27 июня - 5-й день танкового сражения в районе Луцк— Броды— Ровно.

28 июня - 6-й день танкового сражения в районе Луцк— Броды— Ровно. 4000 тысячи танков сошлось.

29 июня - 7-й день танкового сражения в районе Луцк— Броды— Ровно. Сорвано движение вермахта на Киев и Смоленск, сорваны планы занять их в первую неделю войны.

Как такое могло произойти?

Неправда, что армия СССР после 22 июня бежала и сдавалась тысячами.

Она ответила ударом на удар. Контрнаступлением на наступление. Все первая неделя войны – это список контрударов и контрнаступлений, из которых здесь приведены лишь некоторые. И к концу этой недели запись Начальника штаба сухопутных войска, характеристика состояния немецкой армии после недели боев: «Наши совершенно перемешавшиеся дивизии прилагают все усилия…».

Эта неделя не была неделей немецкого триумфа. Эта неделя была неделей смертельного сражения, судьба которого весела на волоске. И этот волосок тогда тактически оказался на стороне вермахта. Не хватило чего-то незримого, малого – и все даже тогда могло покатиться другую сторону. Ничего не было предрешено даже в тех невыгодных для СССР условиях. Не хватило чего то очень небольшого – и фашистские «совершенно перемешавшиеся дивизии» покатились бы на Запад, а те свежие советские дивизии, которые в реальной истории встали и преградили путь армии «Центр» у Смоленска – паровым катком устремились через Польшу на Запад…

Это то – что не сбылось. Чего-то не хватило. Но все колебалось в течение недели. «Почему так произошло…» Может быть, потому, что приказ от 18 июня оказался доведен не до всех. Может быть, потому, что при схватке равных – всегда побеждает один. И не всегда это – ты.

Очень вероятно, потому, (и об этом почему то принято забывать), что летом 1941 года Красная Армия на 80 % состояла из необученных или недоученных новобранцев. В 1938 году она насчитывала порядка 800 тысяч человек (1.4 млн. но сути это не меняяет прим. РП), в 1939 – 2 485 000, в 1941 - 5 774 000. Таким образом, ее большая часть состояла из недавно призванных людей, не имевших боевого опыта и только начавших проходить военное обучение. И не замененной, на новые образцы, техникой. А в случаях, когда новые образцы успевали получить – их не успевали освоить. Потому что механик, виртуозно управляющий БТ-6 или БТ-7 – не мог без переучивания полноценно освоить Т-34.

Чем в этом отношении была прошедшая всю Европу немецкая армия – говорить излишне. И вот эту крещенную в огне армию уже в первую неделю совершенно перемешали впервые принявшие бой новобранцы своими яростными контратаками, контрударами и контрнаступлениями.

Вермахт тогда удержался и одержал верх. Тактический и ситуационный. Потому что стратегически – он уже тогда в основе своей проиграл войну. Потому что каждый день он утрачивал темпы движения. И тратил потенциал и ресурсы. Которые предназначались не для приграничного сражения – а для окончательной победы на втором этапе наступления. Которое по планам должно было начаться на сороковой день войны. А на деле – к сороковому дню вермахт, уже измотавшись в смоленском сражении, вынужден был перейти к обороне на этом участке, а на Украине - только начал наступление на Киев. Каждый раз, летом 41 года фашистская армия тактически побеждала, принося в жертву сиюминутному успеху ресурсы будущего стратегического сражения. Каждый раз, летом 41 года Красная Армия выбивала их раньше, чем та намеревалась пустить их в бой по плану.

Лето 1941 года для СССР и его армии – это не лето поражения и разгрома – это лето стратегической победы. Уничтожения стратегических ресурсов противника.

Хотя, конечно, бессмысленно отрицать, что были и те, кто бежал и сдавался – и действительно огромными числами. И среди них тоже были разные люди.

Только думается, что те, кто сегодня со злорадством выкрикивает: «Как такое могло случиться!» - они были бы среди тех, сдавшихся.

Потому что для них – их маленькая жизнь, их маленькая подлость и их маленький бытовой комфорт – всегда больше всего остального. Страны, независимости, идеи, веры. Они – любят провозглашать ценности и свободы и демократии – но и свобода, и демократия – для них лишь право на расслабленность и индульгенция от обязанностей.

Свобода им нужна не для того, чтобы творить и создавать – а для того, чтобы ни за что не отвечать. И демократия для них – это не власть народа и право большинства решать свою судьбу – а право меньшинства быть свободными от интересов большинства, интересов народа и любой обязанности на любое усилие и напряжение.

Вот такие – точно сдавались. Не успев вступить в бой, не сделав ни одного выстрела.

Они и сейчас уже потенциально сдались – еще даже не выяснив кому.

И их ненавистный вопль: «Как такое могло случиться?» - на самом деле не о том, как могли случиться, что за победу нам пришлось заплатить ту цену, которую мы заплатили. А о том, как могло случиться, что такие же умные как они, предававшие и перебегавшие – оказались не с победителями – а среди побежденных. А как такое могло случиться, что другие, которых они не понимают и ненавидят, за то, что те имеют для себя что-либо более ценное, чем биологическое существование – взяли, встали, и победили.

Сергей Черняховский
Источник: http://www.apn.ru/publications/article21750.htm

Семьдесят лет назад, по наиболее распространённой версии, нападением Германии на Польшу началась Вторая мировая война. Однако эта дата – 1 сентября 1939 года – довольно условна. Историки, положившие принять её за исходную, руководствовались весьма спорными соображениями.

1. Когда и где на самом деле началась Вторая мировая?

Первое соображение таких историков – то, что только в этот день впервые после завершения Первой мировой войны возобновились военные действия в Европе. Второе – что вообще удобно считать продолжительность Второй мировой войны практически ровно в шесть лет, если за её окончание принимать капитуляцию Японии 2 сентября 1945 года.

Однако, почему отсчёт Второй мировой войны начинать с военных действий именно в Европе? Здесь мы опять видим предвзятый европоцентризм, которым, к сожалению, сильно страдает наша историческая наука. Тем более, что событие, всеми признаваемое концом Второй мировой, никак с войной в Европе не связано. Да и в самой Европе между 11 ноября 1918-го и 1 сентября 1939 года происходили военные действия. Вспомним хотя бы гражданскую войну в России и советско-польскую войну. Та же Польша только 18 марта 1921 года заключила мирный договор с Советской Россией. А последняя из войн, порождённых Первой мировой – греко-турецкая – завершилась только в 1922 году.

И 1-му сентября 1939-го предшествовали локальные конфликты в Европе. Начнём с того, что с июля 1936-го по март 1939-го в Испании полыхало пламя гражданской войны, где некоторые будущие противники по Второй мировой уже стояли по разные стороны линии фронта: Советский Союз помогал Испанской Республике, Германия и Италия – диктатору Франко. А в апреле 1939 года Италия совершила военную оккупацию Албании.

Вспомним, наконец, агрессивные войны стран фашистского блока на других континентах, начиная с нападения Италии на Эфиопию в 1935 году.

Китайские историки уверены, что Вторая мировая война началась с нападения Японии на Китай 7 июля 1937 года.

И это выглядит убедительно, если учесть, что война разгорелась между странами с общим населением (в тот момент) свыше полумиллиарда человек – больше, чем во всей Европе. Причём помощь Китаю с самого начала оказывали СССР и США. Более того, Советский Союз именно в это время, отделяющее нападение Японии на Китай от нападения Германии на Польшу, был вовлечён в три конфликта (не считая мелких пограничных инцидентов) с Японией – на Константиновских островах на Амуре (1937), у озера Хасан (193 и на реке Халхин-Гол (1939). Причём последний запросто мог перерасти в большую войну на два фронта, не сумей СССР вовремя заключить пакт о ненападении с Германией.

Изданный в 1938 году знаменитый «Краткий курс истории ВКП(б)» констатировал: «Вторая империалистическая война уже началась. Началась она втихомолку, без объявления войны». То есть для современников уже в 1938 году было ясно, что идёт Вторая мировая война, что скоро она разгорится ещё более ярким пламенем. Отсюда и следовал вполне естественный вывод, что Советской стране необходимо как можно дольше удержаться в стороне от схватки империалистических хищников, каждый из которых не прочь поживиться за счёт России. А если всё-таки войны Советскому Союзу не удастся избежать, необходимо, чтобы в ней он имел союзников в лице одной из двух складывавшихся коалиций капиталистических стран. Тем, кто тогда и сейчас обвиняет сталинское руководство в двуличии и даже некоем «предательстве демократии» (правда, как можно предать то, в верности чему никогда не был заподозрен?), следовало изучить «Краткий курс». Там чёрным по белому прописана вся политика СССР во время Второй мировой: сохранение любой ценой единственного в мире социалистического государства, сиречь России, а не «экспорт коммунизма» путём «мировой революции» и военных авантюр.

По сути, версия о начале Второй мировой войны только 1 сентября 1939 года – версия прозападная. Советская историография, приняв её ещё в 1950-е годы, незаметно для себя солидаризировалась с нашими геополитическими противниками.

А они руководствовались тем же стремлением, что и сейчас – взвалить на СССР ответственность за развязывание Второй мировой войны, а её отправной точкой поставить заключение пресловутого пакта Молотова—Риббентропа.

Между тем захват Польши в 1939 году был, как известно, далеко не первым актом нацистской агрессии в Европе. В марте 1938 года ни одна западная держава не отреагировала на «аншлюс» Австрии. А в сентябре 1938 года Германия с прямого одобрения Англии и Франции нарушила суверенитет Чехословакии. Именно Мюнхенский сговор 29-30 сентября 1938 года справедливо считать началом Второй мировой войны (пока ещё бескровной) в Европе, как о том неоднократно писало «Столетие».

Далее, в марте 1939 года Литва уступила германскому ультиматуму и отдала район города Клайпеда (Мемель), который до войны принадлежал Германии, но по Версальскому договору был передан Литве. При этом Германия нацеливалась на оккупацию всей Прибалтики, намереваясь осуществить её сразу после поражения Польши. Можно представить себе, какими неблагоприятными стратегическими последствиями это обернулось бы для Советского Союза, если бы не договор 23 августа 1939-го.

2. Предвоенная Польша могла предотвратить своё падение

Советская историография не особо напирала на один немаловажный факт. Очевидно, потому, что в то время Польша была союзником СССР, и действовала официальная установка не раздражать поляков, хотя объектом критики являлось довоенное буржуазно-помещичье руководство Польши, не имевшее отношения к Польской Народной Республике. Между тем, факт этот просто вопиёт.

До начала нацистской агрессии государством, произведшим после Первой мировой войны самые крупные территориальные захваты в Европе, была Польша.

Ещё в ходе советско-польской войны Польша оккупировала район Вильно, принадлежавший, по всем договорам, включая и польско-литовский от 7 октября 1920 года, Литве. Тем не менее, спустя всего два дня после подписания этого договора польские войска захватили Вильно. Город был возвращён Литовскому государству только благодаря пакту Молотова—Риббентропа.

Граница между советскими республиками и Польшей прошла значительно восточнее «линии Керзона», признаваемой на Западе за этнографическую границу Польши. То есть Польша захватила значительную часть Украины и почти половину Белоруссии.

В 1934 году Польша заключила пакт о ненападении с Германией – первый документ такого рода, подписанный европейским государством с нацистским режимом. Польские руководители рассматривали возможность предоставления своей территории для развёртывания немецких войск и совместного с ними участия польских войск в войне против СССР. А в октябре 1938 года Польша воспользовалась обстановкой судетского кризиса и Мюнхенского соглашения для того, чтобы отторгнуть у Чехословакии область города Тешин.

Мюнхенский сговор и последующая оккупация Чехии необычайно облегчили Германии последующее нападение на Польшу. Мало того, что вермахт вооружился до зубов новейшим чехословацким оружием – одним из лучших в мире. Германия отныне окружала Польшу с трёх сторон, что делало разгром последней чрезвычайно удобным.

Между тем, во власти Польши было это предотвратить. Для этого надо было просто присоединиться в 1938 году к советско-франко-чехословацкому договору о гарантиях на случай агрессии. Или, по крайней мере, дать согласие на проход советских войск в Чехословакию. СССР отмобилизовал тогда 30 своих лучших дивизий на помощь дружественному славянскому государству. Нет сомнений, что совместными усилиями СССР и Чехословакия смогли бы тогда остановить агрессию ещё слабой Германии. Для этого не понадобилось бы даже помощи со стороны Франции. Если бы ещё и Польша вступила тогда в эту коалицию славянских стран, вряд ли Франция смогла, «не потеряв лица», остаться в стороне. И нацистская Германия могла быть разбита ещё в 1938 году!

Но Франция, имевшая преобладающее влияние на довоенную Польшу, похоже, сознательно удержала её от участия в системе коллективного сдерживания агрессии. И правящие круги Польши стали фактическими пособниками Гитлера, не только поддержав Мюнхенский сговор и помешав СССР придти на помощь Чехословакии, но и поживившись за счёт терзаемого славянского соседа. А итогом стало резкое военно-стратегическое усиление Германии и, как следствие, разгром Польши год спустя.

Довоенное руководство Польши пало жертвой своей собственной эгоистичной политики.

Те возражения против пропуска советских войск на свою территорию и в 1938-м, и в 1939-м (когда Польша сделала всё возможное для срыва московских переговоров о заключении военного союза СССР, Англии и Франции), которые приводило тогдашнее польское руководство, а за ним повторяют многие историки на Западе и у нас, и состоявшие в опасении «большевизации», не стоят ломаного гроша. Как Советский Союз силами всего тридцати дивизий мог «насадить коммунизм» в Чехословакии с её 36 дивизиями и в Польше с её полусотней дивизий? Тем более, что, в отличие от 1944-1945 гг., это были суверенные государства с собственными правительствами.

3. Не благодаря, а вопреки «союзникам»

Сотрудничество СССР, США и Великобритании в разгроме фашистского блока было одним из ключевых исторических моментов, к которым апеллировало советское руководство в своих аргументах о необходимости прекращения «холодной войны» и разрядки международной напряжённости. Хотя подчёркивалось, что помощь западных союзников в годы Великой Отечественной войны могла быть более существенной, тем не менее, всегда признавалось положительное значение оказанной ими СССР помощи. Это был политический посыл Западу. Но исторической правды в нём было не так уж много.

О том, что вся политика Великобритании перед Второй мировой и в её начальный период строилась на том, чтобы нацелить Германию в поход против СССР, говорилось. Но этот факт старались затушевать последующим вступлением Англии в войну. Много писали о бомбардировках люфтваффе английских городов, о разрушенном Ковентри. Но кратко упоминали о варварских, разрушительных налётах британской авиации на германские города, начиная с налёта на Кёльн в 1942 году, о стратегии воздушной войны на уничтожение в первую очередь гражданского населения страны-противника, принятой командованием британских ВВС («доктрина Линдемана»). Отмечали положительное значение, для развития событий на советско-германском фронте, британских операций в Северной Африке, высадки в Италию и т.д. В общем, всячески старались представить «туманный Альбион» «белым и пушистым» по сравнению с Германией. Если проследить литературу о Второй мировой войне, издававшуюся в нашей стране с 1950-х по 1980-е годы, то эта тенденция постепенно росла.

Между тем, не надо забывать, что в 1939-1945 гг. Великобритания не только неоднократно готовила, но и осуществляла или пыталась осуществить планы собственной агрессивной войны, в том числе и против СССР.

В апреле 1940 года только случайность помешала Англии раньше немцев совершить оккупацию скандинавских государств. Намеченное на 5 апреля минирование прибрежных норвежских вод и посадка на корабли английского десанта, предназначенного для высадки в Норвегии, были отложены до 8 апреля вследствие технических и транспортных неувязок. И немцам удалось упредить англичан, высадившись в Норвегии 9 апреля. Но самое интересное даже не это, а то, что британские войска, десантировавшиеся в Норвегии, первоначально намечались к действиям совместно с Финляндией против СССР! После подписания советско-финского мирного договора 12 марта 1940 г. Лондон решил не отменять операцию, а только перенацелить эти войска на превентивную оккупацию Норвегии.

И во время советско-финской войны, и после её окончания британские военные вместе с французскими коллегами составляли планы войны против Советского Союза. В апреле 1940 года начальники штабов союзников приняли совместное решение о бомбардировках нефтеносных районов Баку, Грозного и Майкопа. Налёты намечались на конец июня – начало июля 1940 года. Они планировались как пиратская акция, без объявления войны. Только наступление Германии на Западном фронте помешало осуществлению уже принятых планов.

Британии после капитуляции Франции было уже не до нападения на СССР. Напротив, она делала всё, чтобы вовлечь СССР в войну против Германии. Однако агрессивные действия британского империализма продолжались и в это время. В нашей историографии отражён, но не ещё не получил должного осмысления в общем геополитическом контексте Второй мировой войны факт острых англо-французских противоречий, вылившихся в серию военных конфликтов.

Уже 3 июля 1940 года британский флот атаковал французский на базах последнего в Оране и Дакаре с целью захвата кораблей и под предлогом, чтобы они не достались немцам (хотя по условиям франко-германского перемирия Германия не претендовала на французский флот). Весной 1941 года английские войска с подмандатной территории Трансиордании развернули военные действия против подконтрольных правительству Виши французских войск в Сирии и Ливане и оккупировали эти территории. Тогда же британцы осуществили агрессию против Ирака, завершившуюся свержением законного правительства этой страны.

В советской историографии эти действия англичан обычно представлялись в контексте борьбы против Германии и отмечалось, что они отвечали интересам СССР в предстоящей войне, так как не позволили нацистам захватить стратегические позиции на Ближнем Востоке. Однако совершенно очевидно, что Британия исходила при этом только из собственных колониальных интересов, причём усиление её позиций в Передней Азии было предпринято не столько против Германии (она далеко), сколько против СССР. И агрессивная сущность этих британских войн 1940-1941 гг. также не меняется оттого, что они велись против гипотетических (!) союзников Германии.

А в 1944 году Англия военным путём оккупировала уже оставленную гитлеровцами Грецию. Соображениями разгрома Германии высадка в Греции уже никак не оправдывалась. Но Англии было важно не допустить прихода к власти в Греции левых сил. Поэтому британцы вооружённым путём подавили антифашистское движение в этой стране, причём их интервенция длилась до 1949 года.

Несколько лет назад, в 1998 году, достоянием гласности стал план «Немыслимое» – готовившееся Черчиллем в 1945 году, уже после капитуляции Германии, нападение на советские войска в Европе с использованием вновь вооружённых частей бывшего вермахта. Нападение планировалось на 1 июля 1945 года. Наверное, только необходимость действовать совместно с США предотвратила его осуществление, ибо в тот момент США были ещё против военного конфликта с СССР.

Как считают некоторые историки, Гитлер осуществил давно задуманное нападение на СССР только заручившись гарантиями невмешательства со стороны Великобритании.

С 11 мая 1941 года в Англии находился перелетевший туда с мирными предложениями второй человек рейха – Рудольф Гесс. Хотя в Германии его официально объявили сумасшедшим, вряд ли он совершил бы свой перелёт по собственной инициативе. Причём воздушное пространство для него осталось открытым, никто его не атаковал. Британское правительство официально открестилось от любых переговоров с Гессом и объявило его военнопленным. Но как там было на самом деле – никто точно не знает, так как Гесс, приговорённый Нюрнбергским трибуналом к пожизненному заключению, умер в тюрьме спустя много лет при загадочных обстоятельствах (официальная версия – самоубийство).

Что бы там ни было с Гессом, но только 18 июня 1941 года Гитлер принял окончательное решение о дате нападения на СССР и отдал приказ о выдвижении войск на исходные для нападения позиции (сигнал «Дортмунд»). Все предшествующие месяцы Великобритания тщетно пыталась спровоцировать СССР на превентивную войну с Германией или хотя бы на очевидные военные приготовления, причём называла дату немецкого нападения – 22 июня, которая в тот момент была ещё неизвестна самому Гитлеру. Нетрудно догадаться, какую позицию заняла бы Великобритания, если бы СССР дал хотя бы малейший повод заподозрить себя в подготовке нападения на Германию. Но поскольку факт агрессии именно Германии против СССР был очевиден, Черчиллю не оставалось ничего другого, как 22 июня 1941 года официально выступить в поддержку СССР.

Были или не были даны Черчиллем какие-то тайные гарантии Гитлеру, но вплоть до лета 1944 года Англия действительно воздерживалась от военных операций, которые могли бы реально повлиять на ход военных действий между СССР и Германией и приблизить разгром нацистского режима, и удерживала от таких действий своего заокеанского союзника. Вместо этого, пока шла схватка двух титанов, «британский лев» утверждался на Ближнем Востоке, в Северной Африке, Южной и Юго-Восточной Европе. Уже в ноябре 1942 года ничто не мешало англо-американцам высадить десант, предназначенный для операции «Торч» («Факел») в Северной Африке, где-нибудь в Южной Франции и тем самым реально открыть второй фронт. Между прочим, германское командование очень этого опасалось и тотчас отдало приказ оккупировать ту часть Франции, что ещё находилась под контролем правительства в Виши.

Но наши западные союзники были поглощены своими имперскими амбициями. Они всерьёз нацеливались на раздел «французского наследства». Их интересовали французские колонии в Северной и Западной Африке. Поэтому-то была предпринята высадка в Марокко и Алжире, поэтому-то американцы и британцы долгое время предпочитали договариваться с колониальными чиновниками режима маршала Петэна, а «Сражающуюся Францию» генерала де Голля не считали полноправным союзником.

Затем Черчилль всячески отстаивал вариант открытия второго фронта на Балканах всё с той же целью – укрепления там британского влияния (тогда как США хотели быстрее высадиться во Франции – тоже для укрепления своего влияния). В результате, после ликвидации фронта в Северной Африке, на 1943 год был принят компромиссный вариант – высадка в Италии, исключавший открытие полноценного второго фронта в том году.

В 1944 году англичане сорвали последовательность операций при открытии второго фронта, снизив его эффективность.

Первоначально намечалась высадка в Южной Франции с целью отвлечения как можно большего количества немецких войск из Северной Франции, где планировалась высадка основных сил. Но в январе 1944 года англичане самостоятельно предприняли десантную операцию под Римом с целью скорейшего захвата итальянской столицы. Им казалось, что это откроет дорогу из Италии на вожделённые Балканы. Операция успехом не увенчалась, Рим был взят только в июне 1944-го в результате общего наступления союзников на Итальянском фронте. Но в десантную операцию была втянута целая армия и задействовано огромное количество десантных средств и транспортных кораблей, которые до июня снабжали английский плацдарм южнее Рима. В результате высадка на юге Франции смогла быть осуществлена только в августе 1944-го, когда она уже потеряла стратегическое значение – немцы сами отводили оттуда войска в связи с наступлением союзников на севере Франции. Так англичане сумели «удружить» даже своему ближайшему союзнику – США.

Что касается Соединённых Штатов Америки, то их позиция в деле достижения разгрома блока агрессивных государств была более принципиальной, чем у Великобритании. Президент Рузвельт и его окружение, похоже, всерьёз рассматривали возможность мирного, неконфронтационного сосуществования с СССР в послевоенном мире на условиях взаимоприемлемого раздела сфер влияния. Однако после смерти Рузвельта верх в руководстве США взяли силы, стремившиеся установить безраздельное глобальное доминирование заокеанской державы. И у них были основания надеяться на это. СССР и Европа лежали в руинах, а единственной великой державой, которая не только не пострадала от войны, но стала богаче и сильнее благодаря ей, были США.

Нужно заметить, что ещё перед войной США были единственной страной, которая имела реальные военные средства для устрашения всего мира, в том числе и самых отдалённых стран – крупнейший в мире военно-морской флот, включая авианосцы, и флот стратегических бомбардировщиков – «летающих крепостей» (таких самолётов в то время больше не было ни у кого). Наши историки как-то «не замечали» того факта, что только США обладали действительными возможностями для установления своего мирового господства, и в результате Второй мировой войны почти добились этого.

Часто говорят, что и СССР по итогам Второй мировой войны стал сверхдержавой. Но, если всмотреться, общая геополитическая обстановка, сложившаяся после войны, была едва ли более благоприятной для нашей страны, чем до войны.

Если в предвоенном мире и в начальный период самой войны существовали два блока империалистических держав, и Советский Союз имел возможность манёврировать между ними (что часто и искусно проделывал), то в результате войны он остался один на один с объединённым капиталистическим миром.

«Из огня да в полымя». Именно один на один. Ибо Китай вскоре отпал от союза с СССР, а суммарная военно-промышленная мощь наших ненадёжных восточно-европейских союзников не превосходила мощи одного такого западно-европейского государства, как Великобритания, Франция или ФРГ.

Став победителем во Второй мировой войне во многом вопреки своим западным союзникам, обеспечив им полное доминирование на большей части планеты, СССР сам почти не извлёк никаких геополитических выгод из своей победы, будучи вынужден сразу отвечать на вызов США и Англии в виде «холодной войны». Даже сферу влияния вокруг своих границ Советскому Союзу пришлось выстраивать только в ответ на глобальную экспансию атлантических держав. Эта сфера влияния стала не буферной охранной зоной, гасящей напряжённость ещё на дальних подступах к нашим границам, а аванпостом стратегической обороны СССР и вечной головной болью советского руководства.

Отношения СССР с союзниками в ходе самой войны характеризовались, в первую очередь, стремлением оградить себя от новых тягот войны, которые союзники пытались взвалить на нашу страну (известно, в частности, с каким упорством Рузвельт добивался вступления СССР в войну против Японии ещё в 1942 году!), и, одновременно, удержать западные державы от сепаратного сговора с Гитлером, к которому у них (особенно у Англии) всегда была сильная склонность. Сталину удалось проделать и то, и другое. Эта генеральная линия взаимоотношений с США и Англией, которую было вынуждено проводить советское руководство, имеет куда большее значение для понимания истинного характера войны, чем вся материальная помощь, полученная СССР с Запада в те годы.

4. Истинная роль Европы

В советской историографии было хорошим тоном отмечать заслуги движения Сопротивления в странах Европы. В результате создавалось впечатление, будто чуть ли не все народы Европы сопротивлялись нацистской агрессии и оккупации. Это тоже был политический посыл.

На этом искусственно созданном фоне как-то терялись истинные характер и масштаб Великой Отечественной войны, которая на самом деле была войной России против почти всей Европы, дружно шедшей завоёвывать «варварский Восток».

Кроме Германии, официально воевали с нами Италия, Румыния, Венгрия, Финляндия, марионеточные правительства Хорватии и Словакии. Испания, не объявляя войны, прислала на Восточный фронт дивизию добровольцев. А сколько было в вермахте добровольцев других наций Европы! В СС создавались дивизии и бригады французские, валлонские, голландско-фламандские, скандинавские, хорватские, албанские, прибалтийские, западно-украинские… Английские историки давно подсчитали, что число французов, воевавших в рядах вермахта, вплоть до лета 1944 года, то есть до освобождения Франции, было больше, чем в движении Сопротивления и в «Сражающейся Франции» генерала де Голля.

Даже страны, где не было сколько-нибудь заметных коллаборационистских движений, как Польша и Чехия, тоже поставили немало рекрутов в нацистскую армию. Конечно, вызвано это было, главным образом, тем, что поляки, жившие на территориях, формально приписанных к рейху, призывались в вермахт на общих основаниях как граждане Германии. Точно также призывались в вермахт и жители «протектората Богемия и Моравия». Но заметно, что они не особо уклонялись от призыва, хотя, возможно, на фронте скорее, чем немцы, сдавались в плен. Во всяком случае, поляков и чехов со словаками в советском плену оказалось больше, чем даже итальянцев, с кем мы воевали официально и чья 8-я армия была полностью уничтожена на Дону в декабре 1942-го. Если итальянцев мы с 22 июня 1941 года по конец войны взяли в плен в общей сложности 49 тысяч человек, то служивших в вермахте поляков – 60 тысяч, а чехов и словаков вместе – 70 тысяч.

Сейчас уже нет необходимости делать политические реверансы Европе, преувеличивая вклад её народов в антифашистскую борьбу и преуменьшая степень их добровольного сотрудничества с гитлеровским режимом. Наоборот, необходимо восстановить всю правду о масштабах европейского коллаборационизма, чтобы яснее была видна как истинная роль Европы, так и характер Великой Отечественной войны, и чтобы понять, какой противник нам противостоял.

5. Не каяться в мнимых грехах, а гордиться своей Победой!

Сейчас от нашей страны особенно настойчиво требуют каких-то извинений, покаяний за 1939-1940 и 1944-1945 гг. Призывают, в частности, извиниться за ввод советских войск в Польшу в 1939 году. Хотя та территория, которую тогда заняли советские войска, принадлежит ныне другим государствам – не Польше и не России.

Резонный ответ на это требование может звучать, например, так:

Да, мы готовы согласиться, что при вводе советских войск на территорию бывшей Польши в 1939 году не были до конца соблюдены какие-то нормы международного права. Но только при условии, что Польша одновременно с этим извинится перед Украиной, Белоруссией и Литвой за долгую (почти 20 лет) оккупацию части этих стран, а также перед Чехией за захват Тешина и соучастие в гитлеровской агрессии в 1938 году.

Сталину часто ставят в вину, что он не поддержал Варшавское восстание в августе-сентябре 1944 года и позволил немцам утопить его в крови. Но ведь восстание подняла Армия Крайова, подконтрольная эмигрантскому правительству, а через него – Лондону. Армия Крайова вела в тылу Красной армии, вступившей в Польшу, партизанско-диверсионную войну. Восстание она подняла, чтобы поставить СССР перед фактом образования в Варшаве прозападного антисоветского правительства. Что же, Сталин должен был жизнями русских солдат поддержать врагов Советского Союза?

При этом Сталин поступал точно также, как и его западные союзники. Те тоже не спешили с освобождением Парижа, узнав, что французские патриоты подняли там восстание. Несмотря на то, что в составе союзнических войск, высадившихся в Нормандии и Провансе, были контингенты де Голля, США не скрывали, что намерены управлять Францией как оккупированной страной, и вовсе не были заинтересованы в появлении в Париже самостоятельного французского правительства. Марш-бросок на Париж танковой дивизии генерала Леклерка, предпринятый им вопреки союзническому командованию, разрушил эти планы. Но немцы, впрочем, и без того оставляли Париж.

В Варшаве же ситуация была иная. Немцы строили стратегический рубеж обороны по Висле, Варшава входила в него как ключевой пункт, уходить оттуда немцы не собирались, и поэтому обороняли подступы к Варшаве с отчаянным упорством.

Когда нам говорят о депортированных народах, мы вправе указать, что те же США превентивно заключили в концлагеря на всё время войны всех лиц японского происхождения, даже если они уже не в первом поколении были гражданами США. Всего было отправлено за колючую проволоку 112 тысяч человек, включая женщин, стариков, детей... Только в 1988 году президент Рейган признал это "ошибкой" и подписал закон о компенсации примерно 81 тысяче оставшихся в живых узников американских концлагерей и их прямых наследников. Эта цифра, кстати, даёт представление о смертности в этих лагерях: численность этнических японцев - имевших гражданство Соединённых Штатов в 1941 году или их прямых потомков - в континентальной части США даже почти полвека спустя была ниже почти на одну треть! По сравнению с действиями «демократических» США, сталинские депортации, предусматривавшие лишь переселение, выглядят образцом гуманности.

Это что касается политических аспектов Второй мировой.

Сейчас, когда из той войны делают идеологическое оружие против нашей страны, мы особенно заинтересованы в раскрытии всей правды о той войне. Победа в ней – предмет нашей гордости, и нам нечего стыдиться и оправдываться за те годы. Не надо больше делать никому политических реверансов и не надо никого щадить, затушёвывая одни и приукрашивая другие страницы истории. Как показал опыт, такая политкорректность принимается адресатами за слабость и к хорошим последствиям не ведёт.

В продолжение

Балканский пролог
Как весной 1941 года Великобритания стимулировала нападение фашистской Германии на Советский Союз

--------------------------------------------------------------------------------

Которое десятилетие в мире массово тиражируются пропагандистские клише не только о пресловутом «сговоре» СССР с нацистской Германией 1939-го, но и о том, что Советский Союз в первом полугодии 1941 года, якобы, потворствовал фашистским агрессорам. Однако опубликованные документы, касающиеся советской внешней политики того периода, например, по отношению к Югославии, подвергшейся германо-итальянской агрессии в начале апреля 1941 года, и к возможному югославско-британскому военному союзу, позволяют утверждать обратное: и оккупации Балкан, и, вероятно, даже Великой Отечественной войны можно было избежать.

При условии, что Великобритания стремилась бы оказать реальную военную помощь Югославии и Греции и пошла бы на военно-политический союз с СССР. Очень похоже, что тогда Великобритания хотела ускорить германскую экспансию против СССР, потому и не оказала военной помощи Югославии, уже в начале фашистского наступления заявив, что такая помощь запоздала.

Тем временем, 5 апреля 1941 года СССР, вопреки «рекомендациям» из Берлина и Рима, в ходе визита в Москву правительственной делегации во главе с генералом Душаном Симовичем подписал с Югославией 5-летний Договор «О дружбе и ненападении». Как известно, в конце марта Д. Симович со своими сторонниками сверг в Белграде профашистский режим Цветковича, новая власть сразу перешла к политике тесного сотрудничества с СССР. Поэтому ещё в канун визита югославской делегации в Москву Гитлер утвердил директивы «Марита» и «25» - о вторжении Германии и ее союзников в Грецию, Югославию и о последующем расчленении югославского государства. 6-го апреля началось вторжение в Югославию, а 7-го - в Грецию.

Напомним: присоединение Югославии к пресловутому «Антикоминтерновскому пакту» Германии, Италии и Японии 26 марта 1941 года (документ подписал премьер-министр Цветкович) вызвало бурю негодования и в Югославии, и в Греции, воевавшей с осени 1940 г. с Италией. Всю Югославию охватили забастовки, возникла угроза распада страны, армия фактически вышла из повиновения властям.

От Словении до Македонии появились огромные плакаты «Боле рат, него пакт» («Лучше война, чем пакт») и «Боле гроб, него роб» («Лучше в гробы, чем в рабы»), «Цветкович – предатель славян!» и т.п.

Сомнение в целесообразности участия Белграда в упомянутом пакте публично выразил принц-регент Павел. В такой ситуации группа патриотически настроенных военных свергла профашистское правительство Югославии и сразу, повторим, взяла курс на сотрудничество с СССР, а также с Великобританией. Было также заявлено о югославской военно-политической помощи борющейся Греции. Естественно, коренное изменение обстановки на Балканах, особенно в Югославии, привело к тому, что Берлин и Рим решили немедленно начать вторжение на югославскую территорию. Этому способствовало также требование нового югославского правительства к Италии (2 апреля) возвратить Югославии адриатический портовый район Задар (на хорватском побережье Адриатики), захваченный Италией в 1919 году.

Что касается подписанного 5 апреля советско-югославского договора, то он предусматривал, в частности, что, «если одна из договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны третьего государства, то в отношении этой стороны другая договаривающая сторона обязуется соблюдать дружественную политику по отношению к ней» (ст. 2). Именно такую линию в отношении Югославии проводил СССР с того же 5 апреля, причем Москва была, подчеркнем, за военный союз Югославии с Великобританией, то есть тройственный антифашистский блок фактически мог быть создан уже в начале апреля 1941 года. Если бы не капитулянтская позиция Лондона.

Между тем, югославские дипломаты в Румынии, Турции и СССР в марте-апреле сообщали советским представителям, что Германия и ее сателлиты вскоре обрушатся на Советский Союз и один из главных ударов будет нанесен с Балкан, прежде всего из Румынии. Но до этого «им» надо полностью овладеть Балканами (подробнее см., например, «Страны Центральной и Юго-Восточной Европы во Второй мировой войне», М., Воениздат, 1972). Вполне логично, что СССР был за военно-политический союз Югославии и Греции с Великобританией и ее доминионами. Именно такой союз, с учетом советско-югославского договора о дружбе и ненападении, мог бы трансформироваться бы в четырехсторонний антифашистский блок.

Первый замнаркома иностранных дел СССР А.Я. Вышинский 5 апреля в беседе с послом Югославии в Москве М. Габриловичем заявил: «…Мы не против, чтобы Югославия сблизилась с Англией и со всеми государствами, которые могут помочь Югославии. Мы не исключаем, что Югославия заключит соглашение с Англией: мы считали бы это целесообразным» (См., например, «Документы внешней политики СССР: 1940-22 июня 1941 г.», М., МИД РФ, 1998, т. 23, кн.2, часть 2, стр. 532). И уже 8 апреля начались поставки Югославии стрелкового и легкого артиллерийского оружия из СССР через Грецию и британский Кипр, началась подготовка танкистов и военных летчиков для борющейся Югославии. Великобритания и ее доминионы (Канада, Австралия, Новая Зеландия и Южноафриканский союз) заявили о солидарности с Югославией и Грецией, хотя и без упоминания о конкретной военной помощи Белграду и Афинам. Казалось бы, почва для мощного антифашистского военно-политического союза создана, но…

В беседе 16 апреля посла СССР в Великобритании И. Майского с британским министром иностранных дел А. Иденом последний дал понять, что реальной военной помощи Югославия со стороны англичан и их доминионов не получит. Разве что будет оказана помощь Греции. Как заявил Иден, «мужество и боеспособность греков заслуживают восхищения», но… «я не уверен в способности англо-греческих сил отразить или на длительный срок задержать германское наступление на Балканах…».

При этом Иден, согласно донесению Майского наркому иностранных дел В.М. Молотову, подчеркнул, что он, с одной стороны, «очень рад, что СССР выразил желание снабжать Югославию оружием, а англичане будут всячески содействовать его доставке». Но, с другой, «не поздно ли уже это делать?»

Из всего изложенного Иденом вытекало, что он со дня на день ожидает сообщения о ликвидации югославского сопротивления.

Тем не менее, СССР в ожидании действенной британской военной помощи Югославии в первой половине апреля увеличил советский военный контингент на границе с Румынией, в том числе, советский военный флот в приграничном секторе Дуная (в дельте и нижнем течении). Напомним, что Румыния с Венгрией и Болгарией участвовали, можно сказать, в растерзании Югославии. С 8 по 10 апреля СССР дважды предлагал Великобритании и Турции сделать совместное предупреждение Болгарии, поскольку София до 10 апреля не поддавалась германо-итальянскому давлению по поводу ее участия в интервенции. Но Лондон с Анкарой сочли такое предложение «мало результативным» и… «запоздалым».

Здесь будет не лишним подробнее остановиться на том, как Великобритания позволила фашистским агрессорам захватить Югославию, а затем и Грецию. Итак, 3 апреля на греческой железнодорожной станции Кенали (греческо-югославская граница) состоялись переговоры главнокомандующего греческими вооруженными силами генерала А. Папагоса, командующего англо-австрало-новозеландско-южноафриканским экспедиционным корпусом генерала Г. Уилсона и начальника оперативного отдела югославского генерального штаба генерала Р. Янковича. Британская сторона отказалась вводить часть своих сил в Южную Югославию (югославскую Македонию) и не гарантировала постоянного военно-воздушного прикрытия сухопутных и военно-морских сил Югославии (эти предложения выдвинули делегации Югославии и Греции). Из-за такой позиции Лондона трехстороннее военное соглашение не состоялось.

Это, естественно, развязало руки агрессорам. В течение 5-9 апреля войска Германии, Италии, Венгрии и Румынии захватили треть югославской территории. Греческое командование предложило британцам поддержать наступление их войск из Центральной Албании в Черногорию, югославскую Македонию и Южную Сербию, направленное на соединение с югославской армией (к тому времени войска Греции, воюющей с Италией с конца ноября 1940 г., освободили южную и часть центральной Албании – итальянской колонии с середины апреля 1939 г.). Но Лондон отклонил это предложение, и греческие войска вынуждены были отступать.

10-13 апреля, когда британские ВВС покинули воздушное пространство Югославии, войска Болгарии развивали наступление в тылу югославских и греческих войск. В то же самое время советские и британские военные грузы для Югославии начинают скапливаться в портах Греции и британского Кипра. Британцы, вообще, стали саботировать эти поставки. Бомбардировки британскими ВВС позиций германских и итальянских войск в югославском портовом районе Задар (владение Италии с 1919 года), на итальянском архипелаге Додеканес (юго-восток Эгейского моря) и в Албании под предлогом «возросшей военно-воздушной уязвимости британских Кипра и Мальты» были почти прекращены.

Настал эпилог югославской трагедии: 14-17 апреля войска Германии, Италии, Венгрии, Румынии и Болгарии захватили 95% территории Югославии. Американский журналист У. Ширер писал: «Переворот в Югославии вызвал у Гитлера один из самых диких приступов ярости за всю жизнь…

Гитлер объявил о самом роковом из всех своих решений: „Начало операции по плану „Барбаросса“ придется отодвинуть на более поздний срок в пределах четырех недель“.

Люфтваффе разрушили Белград, в руинах погибло более 17 тысяч человек. Территория страны была оккупирована. Но захват России теперь предстояло осуществить в более короткие сроки… Эта задержка… оказалась роковой».

Британские войска, отказавшись поддержать греческое контрнаступление вблизи греко-турецкой и греко-югославской границы, эвакуировались: сперва к югу от Афин, затем на о. Крит. В результате греческие войска у границ с Югославией и Турцией были разгромлены. Причем Великобритания не ответила на предложения МИДов СССР и Греции о совместном представлении СССР, Великобритании и Греции в адрес Турции по поводу сохранения транзита грузов для Югославии через Турцию. С 15 апреля Анкара запретила такой транзит, а 18 апреля официально капитулировала Югославия. Накануне, 17 апреля, премьер-министр Греции (с февраля 1941 г.) А. Корицис, заявив об «иезуитстве англичан», покончил жизнь самоубийством (подробнее см. B. Терзич, «Jугославиjа у априлском рату 1941», Титоград, 1963; F. Culinovic, «Okupatorska podjela Jugoslavije», Beograd, 1970; Никос Захариадис, «Преданная Греция», М., Госполитиздат, 1953 г.; «Страны Центральной и Юго-Восточной Европы во Второй мировой войне», М., Воениздат, 1972 г.; Энвер Ходжа, «Возрождение и развитие Албании», Тирана (рус. яз.), 1974 г.). Ко второй половине апреля Югославия была буквально раздавлена фашистскими агрессорами, а к середине мая – расчленена. Повторим еще раз: при полном попустительстве со стороны Лондона, но - не Москвы. Благодаря британской внешней и военной политике в мае 1941-го почти то же самое повторилось в Греции. Войска Англии и ее доминионов даже отказались овладеть, в том числе с близлежащего британского Кипра, отдаленным от Италии, но принадлежавшим ей с 1913 года, архипелагом Додеканес на юго-востоке Эгейского моря.

Советская позиция осталась неизменной и после капитуляции Югославии. Примечательна в этой связи беседа А.Я. Вышинского с М. Габриловичем 8 мая 1941 года: «…Я (Вышинский. - А.Ч.) заявил, речь о признании «Хорватского государства» не идет (его провозгласили Германия и Италия в конце апреля 1941 г. - А.Ч.). Я отметил также, что югославские военные летчики и военные самолеты, которые готовились для Югославии, должны остаться у нас. По международному праву мы должны были их интернировать (на этом настаивали Италия и особенно Германия. - А.Ч.), но мы готовы их оставить на прежнем основании – под наше честное слово. Габрилович, разволновавшись, поблагодарил за сочувствие и внимание к Югославии…» (там же, стр.662).

Кроме того, СССР в апреле-мае списал всю задолженность Югославии за поставки ей военных и обычных торговых товаров и за отсутствие с 8 апреля 1941 года югославских поставок в Советский Союз. За это «Габрилович в ходе встречи со мной (Вышинским. Прим. А.Ч.) 2 июня выразил искреннюю благодарность советскому народу и руководству. Он заявил, что видит и чувствует истинное отношение СССР к Югославии. Я ответил, что наши чувства к Югославии остаются неизменными…» (там же, стр. 714).

Таким образом, весной 1941 года были вполне реальные шансы не только остановить фашистских агрессоров на Балканах, но и, возможно, предотвратить их вторжение в СССР. Однако британская политика сорвала такой сценарий, фактически стимулируя гитлеровский «Дранг нах Остен».

В ДОГОНКУ
-----------------------------------------------
Наталия Нарочницкая: "Не спорьте с историей"
Интервью с автором книги «За что и с кем мы воевали»

--------------------------------------------------------------------------------
На Красной площади перед началом парада, посвященного 60-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне, президенту Латвии Вайре Вике-Фрейберге была вручена книга «За что и с кем мы воевали» с сопроводительным письмом автора.

В нем, в частности, говорится: «Уважаемая госпожа президент! Разрешите сердечно поздравить Вас и в Вашем лице латвийский народ с Днем Победы над гитлеровской Германией. Эта Победа избавила латышский народ от исчезновения из мировой истории, от участи превратиться из нации в безликий человеческий материал, в слуг для господ из Третьего рейха. Я искренне надеюсь, что латышский народ с его мудростью и достоинством преодолеет этап самоутверждения на огульном отрицании прошлого и вражде к России».
О своей книге и о том, кто и какие уроки извлекает из прошлого, рассказывает известный политолог и политик, депутат Государственной Думы РФ Наталия Нарочницкая:

- В преддверии 9 Мая все беззастенчивее раздавались заявления, будто бы в войне виноват СССР и Победа была не победой, а поражением. Война велась якобы не за право на жизнь, не за сохранение народов в мировой истории, а за американскую демократию. Этот тезис тиражируется в западных СМИ, им оперируют депутаты Совета Европы. Требуя извиниться за «оккупацию» и возводя памятники легионам СС, дерзко оскорбляют Россию прибалтийские страны и Польша. Но виноваты в этом мы сами. Ибо поругание Победы и истории никогда не было бы начато на Западе, пока его не совершили на Родине Победы. Осуждение реальных и мнимых грехов мы вершили, увы, без подобающего христианского осмысления истоков наших взлетов и падений.
Беда случилась не с государством, а с Отечеством. В нынешнем состоянии национального презрения нам внушают, что можно ненавидеть свое Отечество и даже желать ему поражения, если государство устроено не так, как хотелось бы. Но бывает ли идеальное, без несовершенств и грехов государство? И правомерно ли спорить о государстве, когда нация обязана отложить распри и объединиться, чтобы защитить Отечество, иначе нечего будет обсуждать потом, ибо не будет вообще никакого потом?
Важнейшим, хоть никогда не афишируемым итогом Ялты и Потсдама стало фактическое признание преемственности СССР по отношению к геополитическому арсеналу Российской империи в сочетании с новоприобретенной военной мощью и международным влиянием.
Вся послевоенная история и, что особенно доказательно, перестройка показали, что именно эти итоги были неприемлемы для Запада, а не страх перед идеей коммунизма или броском советских танков в Западную Европу.
Не случайна презентация книги «История Латвии» на официальной церемонии в Освенциме, как, впрочем, и финансовая помощь международных фондов, а также посольства США в Латвии в лице некоей «Комиссии по демократии». В этой книге раскрывается стратегия Запада, нацеленная на полную и окончательную демонизацию СССР. Всего-то и требуется отождествить государственный строй Советского Союза с гитлеровским нацизмом, привести нас к некоему виртуальному Нюрнбергскому процессу и открыто объявить Ялтинско-Потсдамскую систему итогом борьбы тоталитарных режимов, результатом пакта Молотова — Риббентропа.
Следующий этап — обесценивание подписи СССР под важнейшими международно-правовыми актами и всем юридическим основанием территориальных реалий и военно-стратегических симметрий, включая оставшуюся договорную систему вооружений и Устав ООН с его принципами невмешательства и суверенитета, отторжение Калининградской области, вытеснение России с Балтики, Черного моря и Тихого океана.
При этом никому на Западе не кажется абсурдным, что Ялтинскую систему осуждает Польша, получившая в дар от Красной армии Силезию — почти треть своей территории.
Обратимся к пресловутому пакту Молотова — Риббентропа. Истерики в его отношении не могут быть поняты без знания стратегии США и Британии, которым после Первой мировой войны очень хотелось вывести Восточную Европу из-под влияния как России, так и Германии и обеспечить собственный контроль над мелкими несамостоятельными государствами от Балтики до Черного моря. (То, что осуществляется сегодня.) Гитлеровские планы завоевания восточного «жизненного пространства», казалось, полностью ломали схему. Однако известно, как Британия всемерно подталкивала Гитлера именно на Восток. На секретных переговорах Дж. Саймона, министра иностранных дел Великобритании, с Гитлером в Берлине в марте 1935 года встал вопрос об Австрии. Саймон без заминки заявил: «Правительство Его Величества не будет беспокоиться об Австрии так, как, например, о Бельгии, находящейся в самом близком соседстве с Великобританией».
Сегодня на Западе замалчивают тот факт, что печать и политические круги в Англии открыто обсуждали следующий шаг Гитлера после Мюнхена — поход на Украину. В этом вопросе проявила активность Польша. Как только Гитлер отнял у Чехословакии Судеты, Польша заявила претензии на Тешинскую часть Силезии, отошедшую по Версалю к Чехословакии. А в январе 1939 года польский министр иностранных дел Бек в Берлине уже предлагал свои услуги для завоевания Украины.
Литва же и вовсе своей столицей обязана «преступному» секретному протоколу к пакту Молотова — Риббентропа. Архивы свидетельствуют не о стыде литовцев, а о ликовании. Получив Вильно через два месяца после «позорного протокола» в октябре 1939-го, Литва торжествовала, и, как сообщали дипломаты, «весь город украсился государственными флагами, люди целовались, поздравляли друг друга».
Заключенный в августе 1939 года пакт Молотова — Риббентропа сделал невозможным для англосаксов вхождение в Восточную Европу как в начале войны, поскольку надо было оборонять Западную Европу, так и после Победы — там уже был СССР. По сути, этот пакт является крупнейшим провалом английской стратегии за весь ХХ век, вот почему так много ожесточенных нападок на него сегодня.
Хотя следует заметить, что Г. Киссинджер в труде «Дипломатия» демонстрирует смесь досады и невольного восхищения, определив «мерой сталинских достижений то, что он, пусть даже временно, поменял местами приоритеты Гитлера».
И У. Черчилль, и министр иностранных дел лорд Галифакс, представляя советско-германский договор в Палате лордов, признали действия СССР, всего лишь восстановившего свою дореволюционную территорию, правомерными!
Сегодня отождествление нацизма и большевизма превратилось в клише западного обществоведения. Однако коммунизм — порождение философии прогресса — ставил цель облагодетельствовать все человечество, ради чего следовало пожертвовать всем национальным.
Германский нацизм провозгласил право обескровливать и порабощать другие нации для того, чтобы облагодетельствовать свою.
Теперь оказывается, что война США и Британии против Гитлера велась не за то, чтобы французы и датчане оставались французами и датчанами, не за то, чтобы латыши и поляки не превратились в свинопасов и горничных у арийцев, а за «торжество американской демократии».
На Западе стремятся заменить итоги Второй мировой войны итогами холодной войны. Подтверждение тому слова Дж. Буша на праздновании приглашения Литвы в НАТО 23 ноября 2002 года: «Мы знали, что произвольные границы, начертанные диктаторами, будут стерты, и эти границы исчезли. Больше не будет Мюнхена, больше не будет Ялты».
Отречение от общей победы — это вызов памяти не только русских, но и погибших американцев и англичан. Они погибли в том числе и за то, чтобы поляки, эстонцы, латыши и литовцы не прекратили свою национальную историю вообще. По нацистскому плану они должны были бы едва читать по-немецки географические указатели в «Ингерманландии». В СССР они получили свою долю всего — и плохого, и хорошего, но при этом становились академиками и генералами, литераторами и изобретателями и награждались Государственными премиями. Плохи или хороши законы, но, если они одни для всех, никакого оккупацио